Обращает на себя внимание и то, что переворот был принят старшими (и более осторожными) представителями омского военного и политического руководства. К аресту Авксентьева и Зензинова они отнеслись как к свершившемуся факту. В написанном в апреле 1919 г. частном письме к Михайлову Сыромятников ставит ему в заслугу то, что тот добился от вышестоящих действий, которых иначе от них было бы не дождаться. Ни в самом Омске, ни со стороны иностранных держав требований восстановить Директорию не прозвучало.
Что касается адмирала Колчака, то он вовсе не был обязан принимать «крест этой власти». Однако, как он заявил в своем обращении, ему не хотелось идти «по гибельному пути партийности». Во время суда над ним в 1920 г. Колчак вспомнил одну из своих бесед с генералом Ноксом в Японии. Колчак тогда говорил о значении вооруженных сил:
«Я сказал, что организация власти в такое время, как теперь, возможна только при одном условии, что эта власть должна опираться на вооруженную силу, которая была бы в ее распоряжении. Этим самым решается вопрос о власти, и надо решать вопрос о создании вооруженной силы, на которую эта власть могла бы опираться, так как без этого она будет фиктивной, и всякий другой, кто располагает этой силой, может взять власть в свои руки».
У Колчака, несомненно, не было времени ни на эсеров, ни на Учредительное собрание, на котором зиждилась их власть. «Общее мнение всех лиц, с которыми мне приходилось сталкиваться, было таково, что только авторизированное Учредительным собранием правительство может быть настоящим, но то Учредительное собрание, которое мы получили, которое было разогнано большевиками и которое с места запело "Интернационал" под руководством Чернова, вызвало со стороны большинства лиц, с которыми я сталкивался, отрицательное отношение. Считали, что оно было искусственным и партийным. Это было и мое мнение. Я считал, что если у большевиков и мало положительных сторон, то разгон этого Учредительного собрания является их заслугой, что это надо поставить им в плюс».
В конечном итоге мало что связывает омский переворот с перемирием. В предпоследнем предложении своего заявления, сделанного 18 ноября, Колчак упоминает «великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру», и это можно интерпретировать как ссылку на победу Англии и Франции (парадоксально, но Колчак при этом провозглашал военную диктатуру). Секретное решение Военного кабинета от 14 ноября о признании Директории стало одним из шагов в рамках пересмотра британской политики, последовавшего за перемирием. Британский историк и журналист Майкл Кеттл считал, что информация об этом могла быть тайно передана правым кругам в Омске и мотивировать заговорщиков на упреждающий удар. С учетом расстояний и непрочной связи в цепи событий это кажется маловероятным, хотя и возможным. И столь же маловероятно, что омские заговорщики ожидали или могли предполагать утрату интереса к России со стороны Англии и Франции после заключения перемирия – но именно это и произошло.
Какое-то время адмиралу Колчаку сопутствовал военный успех. В декабре 1918 г. белогвардейцы и чехи смогли оттеснить красных к Уралу. В конце месяца они взяли важный промышленный центр – Пермь. В марте 1919-го армия Колчака начала генеральное наступление на Южном Урале и быстро отбила у красных Уфу. Однако к лету антибольшевистские силы в Сибири уже отступали. В тылу начались беспорядки, а правительство не слишком старалось заручиться народной поддержкой. Колчак не показал себя ни успешным военачальником, ни проницательным политическим лидером. В ноябре 1919-го он был вынужден сдать Омск. Не сумев добиться признания своего правительства со стороны англичан и французов, Колчак отказался от титула верховного правителя в пользу генерала Деникина. В январе 1920 г. во время отступления адмирала на восток его поезд был остановлен в Иркутске. Колчака арестовали, судили и расстреляли, тело спустили под лед в Енисей. Он стал единственным из лидеров Белого движения, кого в гражданскую войну пленили и казнили.
Какими могли быть альтернативные сценарии развития событий? Самый интересный вопрос – что было бы, если бы Центральные державы не проиграли войну в 1918-м? Но ответ на него выходит за рамки темы этой главы. Она посвящена событиям, происходившим после лета 1918 г., а к тому времени последнее германское наступление уже провалилось.
Еще один сценарий: Директория могла бы существовать и в 1919 г., если бы «под рукой» не оказалось «авторитетного диктатора» или если бы адмирал Колчак отказался от поста верховного правителя. Последнее могло произойти, если бы осенью на юге России не скончался скоропостижно самый значительный из потенциальных всероссийских военных лидеров – генерал М. В. Алексеев. Большую часть войны он был начальником штаба верховного главнокомандующего, а недолгое время в 1917-м – и верховным главнокомандующим.
Директория также могла бы продолжить свое существование, если бы британское Министерство иностранных дел признало Временное всероссийское правительство и если бы у нее оказалось больше времени. Альтернативным лидером был бы генерал Болдырев. Он мог выбрать более разумный политический курс и вряд ли показал бы себя менее успешным военачальником, чем Колчак. Однако такой удачный для антибольшевистских сил вариант исключался напряженностью отношений между российскими левыми и правыми и неограниченной властью реакционных вооруженных банд. Кто бы ни стоял за омским переворотом, его истинное значение состоит в том, что он показал непреодолимую и роковую пропасть между «путем партийности» и «путем реакции» (по словам самого Колчака) в антибольшевистском движении.