Брюса Локхарта арестовали, буквально вытащив из постели. Сидней Рейли все же успел бежать через Петроград в Финляндию и 8 ноября добрался до Лондона. Локхарта чекисты допрашивали на Лубянке. Его мемуары – воплощенное британское хладнокровие перед лицом опасности, однако ясно, что его жизнь висела на волоске.
«Мой срок заключения составил ровно месяц. Его можно разделить на два периода. Первый – пять дней – был периодом дискомфорта и страха. Второй же период, 24 дня, можно охарактеризовать как период относительного комфорта и острого стресса. Моим единственным утешением были официальные большевистские газеты, которыми мои тюремщики с удовольствием снабжали меня. Разумеется, в том, что касалось меня, эти газеты содержали мало утешительного: в них постоянно писали о заговоре Локхарта. Многочисленные резолюции рабочих комитетов требовали судить и казнить меня… С первого дня заключения мне было ясно, что, умри Ленин, моя жизнь не будет стоить ломаного гроша».
В «первые пять дней дискомфорта и страха» Брюса Локхарта Фанни Каплан продолжали допрашивать. После отказа назвать подельников ее перевели в подвальную камеру, где, если верить тюремщикам, она всю ночь то ходила взад-вперед, то устало сидела на деревянном табурете. Утром она отказалась от завтрака. Когда поднялось солнце, ее отвели в камеру Брюса Локхарта на очную ставку с человеком, который, по мнению большевиков, стоял за совершенным ею террористическим актом. Но даже если бы Локхарт знал Каплан, он, разумеется, ничем не показал бы этого.
«В шесть утра в камеру ввели женщину. Она была в черном, у нее были черные волосы и черные круги под глазами, взгляд которых застыл в одной точке. В лице не было красок, черты его, отчетливо еврейские, были непривлекательны. Ей могло быть от 20 до 35 лет. Мы догадались, что это Каплан. Несомненно, большевики надеялись, что она чем-то выдаст, что знает нас. Ее спокойствие было неестественным. Она подошла к окну, оперлась подбородком на руку и смотрела в начинающийся день. Так она и стояла – немая, неподвижная, как видно принявшая свою судьбу, пока ее не забрали охранники. Она так и не узнала, была ли успешной ее попытка изменить ход истории».
В четыре утра 3 сентября Каплан отвели в подземный гараж и расстреляли одной пулей в затылок. Не было ни суда, ни приговора. Кремлевский комендант Павел Мальков, проведший казнь, написал впоследствии, что без колебаний разделался с предательницей Каплан:
«Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, – собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда…»
Мальков пишет, что, согласно инструкции, полученной им от Якова Свердлова, у Каплан не должно было быть могилы. От женщины, которая могла стать святой мученицей контрреволюции, не должно было остаться никаких следов. Поэтому Мальков облил тело бензином и сжег его в металлической бочке в Александровском саду у стен Кремля. Свидетелем происходившего стал известный большевистский поэт Демьян Бедный, захотевший посмотреть на казнь ради творческого вдохновения.
Брюсу Локхарту повезло гораздо больше, чем Каплан. Он провел месяц на Лубянке, после чего его обменяли на высокопоставленного советского дипломата. Стоило ему вернуться, как британские средства массовой информации стали изображать его и Сиднея Рейли героическими западными агентами, благородно боровшимися с коммунистической угрозой. В радиопостановке с Эрролом Флинном в главной роли и в фильме компании «Уорнер Бразерс» «Британский агент» дипломаты были показаны ключевыми фигурами в санкционированной смелой операции.
Документы ВЧК по этому делу противоречат заявлениям Локхарта о том, что Великобритания была тут ни при чем. Если верить этим документам, Локхарт признался в участии в заговоре с целью свержения советского режима и в том, что Сидней Рейли также был его участником. Даже сын Брюса Локхарта Робин писал в 1967 г.: «Когда в 1918-м было принято решение об интервенции, он активно поддерживал контрреволюционное движение, с которым деятельно работал Сидней Рейли. Отец ясно дал мне понять, что сотрудничал с Рейли намного теснее, чем это известно общественности».
Подтверждают это и недавно рассекреченные телеграммы, которыми обменивались Локхарт и его руководство в британском Министерстве иностранных дел. В конце лета 1918 г., незадолго до покушения Фанни Каплан на Ленина, Локхарт отчитался о встрече с бывшим лидером боевого комитета эсеров, или «террористической бригады», Борисом Савинковым, принимавшим участие в заговорах против большевиков. Одна из телеграмм гласила: «Предложения Савинкова по контрреволюции. План того, как будут убиты большевистские тузы и установлена военная диктатура».
Министр иностранных дел лорд Керзон оставил под посланием Локхарта рукописный комментарий: «Методы Савинкова чересчур радикальны, тем не менее, если они будут иметь успех, они, возможно, эффективны».
Мы не можем сделать заключение на основе имеющихся данных. Однако если Великобритания действительно стояла за этим покушением, то Локхарту очень повезло, что он оказался на свободе. До того как позволить ему покинуть Лубянку, британскому дипломату показали страшные последствия заговора против Ленина для тех, кого большевистский режим считал своими недругами.