Историческая неизбежность? Ключевые события русско - Страница 80

Хотя, согласно логике разверстки, крестьянские хозяйства могли оставлять себе продукцию, которая не требовалась государству для выполнения норм, не существовало легальных путей использовать этот излишек, а товаров, на которые его можно было бы обменять, почти не имелось. Таким образом, стимула производить больше базовых потребностей самого крестьянского хозяйства не было. Как официальная статистика, так и устные рассказы сходились в том, что крестьянские хозяйства сокращали посевные площади и, соответственно, снижались урожаи – во многих местах более чем на треть. Такая ситуация сложилась под влиянием нескольких факторов. Количество хозяйств по сравнению с 1917 г. увеличилось, а их средний размер сократился. Это сделало их менее продуктивными – как из-за мобилизации на войну, так и из-за того, что снизилась производительность хозяйств: лошадей забрали для армии, а сельскохозяйственные машины и оборудование приходили в негодность из-за отсутствия запчастей. Во многих основных зерновых регионах сельскохозяйственный цикл был серьезно нарушен из-за перемещения фронтов гражданской войны.

Эти факторы имели большое значение, однако не они, а произвольный фактор – отсутствие заинтересованности в том, чтобы производить больше, чем требовалось для пропитания, – вызвал серьезную полемику в коммунистическом руководстве. Правда, его чаще упоминали со ссылкой на «кулацкий саботаж». У всех на виду процветал черный рынок, и позже исследования показали, что именно он спас советских горожан, чьи потребности в продовольствии не покрывались постоянно снижающимися продуктовыми нормами, установленными государством. Хотя кампания по обеспечению продовольствием в 1919 г. оказалась успешной, те, кто мог наблюдать этот процесс, понимали, что успех – не результат какой-то серьезной трансформации в отношениях между крестьянством и советским режимом (которую оптимисты среди коммунистов стали называть переломом). Это стало результатом масштабных заготовок на территориях, «освобожденных» Красной армией. Однако активная работа вооруженных продотрядов и преследование милицией нелегальной торговли вскоре вызвали обеспокоенность деревенского и городского населения и на этих территориях.

После написания открытого письма Ивану Сигунову военный комиссар Троцкий несколько дней ездил по окрестностям Екатеринбурга. Честно говоря, о его передвижениях в этот период известно не так уж много. В отличие от похожего путешествия Сталина, которое произошло спустя несколько лет, поездка Троцкого не освещена во многочисленных официозных воспоминаниях и не вошла в подробностях в анналы истории. Тем не менее его наблюдения, сделанные в этом регионе – одном из «недавно освобожденных» и еще не почувствовавшем на себе всю тяжесть требований советской власти (однако изрядно пострадавшем при Колчаке), – были сведены в предложение, которое Троцкий подал в Центральный комитет партии, вернувшись в марте в Москву. В докладе он представил свою оценку текущей ситуации с заготовкой продовольствия, отметив важнейшее значение государственной политики в этой области для общих экономических перспектив республики.

Главную проблему Троцкий видел в том, что крестьянину не нужно было возделывать больше земли, чем требовалось для обеспечения семьи, если государство отбирало все, что превышало этот уровень. Из городов, где продовольствия не хватало, все больше рабочих перебирались в деревню, и, если им удавалось получить землю, они также выращивали ровно столько, сколько требовалось для личных нужд. Таким образом, росло количество мелких хозяйств, объем «излишков» сокращался и одновременно сокращалось количество рабочей силы в городах. Троцкий писал, что «продовольственные ресурсы страны грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата».

То, что предлагал Троцкий, было отнюдь не идентично НЭПу, который ввели спустя год. В докладе Троцкий перечислил четыре основных принципа сельскохозяйственной политики. Во-первых, он предложил заменить разверстку прогрессивным натуральным налогом «с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляли все же выгоду». Во-вторых, он хотел, чтобы снова было дано обещание поставлять в деревню промышленные товары – не только удобрения и плуги, но и соль, и керосин, которые будут покупаться за зерно. Он настаивал на том, что следует стараться избегать ошибки, совершенной в 1918–1919 гг., когда декрет о товарообмене постановил распределять промышленные изделия по районам и деревням, выполнившим нормы поставки зерна, а не по индивидуальным хозяйствам. Нужно покончить с этим явлением из прошлого – нежеланием, чтобы индивидуальные хозяева – потенциальные кулаки – выигрывали от такого обмена.

В двух заключительных пунктах доклада, которые были убраны из более поздней, опубликованной самим Троцким версии, говорилось о намерении создать сеть государственных и коллективных хозяйств. К 1920 г. это обещание стало для лидеров партии не более чем неудобным второстепенным моментом даже несмотря на то, что фундаментальный принцип государственного, коллективного сельского хозяйства был важнейшим в видении социализма будущего. Троцкий также писал о переориентировании стратегии, определяющей политику в сельском хозяйстве: государственные усилия следовало сосредоточить на стадии посевной и в меньшей степени – на уборке урожая; партия и Советы должны были принимать участие в подготовке полей, что обеспечило бы культивацию максимально больших площадей. В силу этого советская власть не зависела бы только от индивидуального стимулирования к увеличению производства сельхозпродукции, а могла бы мобилизовать дополнительную рабочую силу в соответствии с идеей Троцкого о трудовой повинности, что уже стало одним из направлений государственной экономической политики.