Историческая неизбежность? Ключевые события русско - Страница 85

К оглавлению

85

Когда в 1927 г. сам Сталин изменил свое отношение к НЭПу, потребовав возвращения к «чрезвычайным мерам» в борьбе с кулаками и спекулянтами, он оказался на одной волне с теми коммунистами, которые так никогда и не смирились с капитуляцией в гражданской войне и теми уступками, которые, по их мнению, были сделаны крестьянству. Но при дальнейшей общей направленности развития советского социализма с его приверженностью плановой экономике и созданию крупных коллективных хозяйств вместо частных интересно было бы рассмотреть, каким образом шла бы эта трансформация, если бы недолгий эксперимент НЭПа был начат в иной, более благоприятной обстановке. Во всяком случае изучение этого вопроса проливает свет на связь между этими, казалось бы, совершенно различными стадиями в развитии советского социализма.

13. Большевистская реформация
Февраль 1922 г.
Катриона Келли

Шестнадцатого марта 1922 г. Сенную площадь в центре Петербурга Достоевского, переименованного в 1914 г. в Петроград, заполнила более чем десятитысячная толпа народа. Настроение собравшихся не предвещало ничего хорошего. Выкрики переросли в потасовки, одного милиционера избили. Люди протестовали против попытки вывезти из церкви Спаса-на-Сенной – одной из крупнейших и любимейших в городе – предметы культа, сделанные из драгоценных металлов и украшенные драгоценными камнями. Эти беспорядки возникли на фоне шквала недовольства, поднявшегося из-за вышедшего за месяц до этого декрета об изъятии церковных ценностей. Он положил начало процессу, который можно назвать «большевистской Реформацией».

Закон, принятый 16 февраля 1922 г., рассматривал изъятие церковных ценностей как крайнюю меру, необходимую для помощи населению Поволжья, голодающему после засухи и неурожая предыдущего года. Всю осень 1921-го и последующую зиму советская пресса публиковала статьи о бедствии. Так, 27 января 1922 г. заголовок в «Петроградской правде» сообщал, что голодающие тащат с кладбищ трупы и едят их. Описывая деятельность по помощи голодающим со стороны советских и иностранных организаций, пресса давала понять, что этих мер совершенно недостаточно.

Восемнадцатого февраля необычайно популярный среди интеллигенции проповедник, отец Александр Введенский, призвал православных сделать все, что в их силах, для того, чтобы помочь голодающим. «Обезумевшие от голода матери убивают собственных детей и едят их трупики, – писал он. – Мы плачем о них, дальних, забытых. Забытых кем? Христианским миром». В течение нескольких недель ту же идею доводила до народа масса публикаций в советской прессе. О первых конфискациях стали сообщать в начале марта; к концу месяца давление пропаганды усилилось, газеты отчитывались о голосованиях на массовых собраниях на фабриках, по результатам которых требовали сдать церковные ценности.

К этому моменту большевистские лидеры приготовились использовать конфискации как предлог для полномасштабной атаки на организации, которые официально назывались «религиозными ассоциациями». Важно было «одновременно с этим внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия», – писал Троцкий 20 марта 1922 г.

Большевики сыграли на отсутствии единого мнения по вопросу о том, какое именно «церковное имущество» подлежало конфискации. Декрет от 16 февраля говорил об объектах, изъятие которых не имело решающего значения для данного культа. Вопрос был в том, имеют ли решающее значение сосуды для причастия и другие «святыни» – например, раки для мощей. Патриарх Тихон недвусмысленно заявил 19 и 28 февраля, что изъятие этих предметов непозволительно. Тем не менее через месяц его решению был брошен публичный вызов. Двадцать пятого марта «Петроградская правда» опубликовала письмо 12 священников-реформистов, в том числе Введенского, которые заявили о том, что христианская традиция оправдывает пожертвование даже самых драгоценных сосудов в случае, если государство позволяет церкви участвовать в помощи голодающим. Это дополнение вскоре было забыто: дискуссии пошли вокруг самого сотрудничества с государством. Восемнадцатого мая 1922 г. Введенский и другие сторонники конфискации создали Высшее церковное управление – организацию, которая начала играть роль санкционированной государством альтернативы официальной церкви. Она провела ряд церковных реформ, которые сама объявила прогрессивными. В течение нескольких лет обновленческое движение пользовалось официальной поддержкой. Традиционалистов реабилитировали лишь в 1927 г., когда через два года после смерти Тихона патриарший местоблюститель Сергий сделал заявление о сотрудничестве с советским правительством.

Результаты изъятий с точки зрения заявленной цели – помощи голодающим – оказались незначительными. По всей Украине к 4 мая 1922 г. было собрано лишь 2,6 т серебра. Однако начинание повлекло за собой огромные перемены в обществе. Разграбление церковных ценностей необратимо подорвало авторитет патриарха Тихона как главы церкви в официальной церковной иерархии. Это привело верующих в смятение. Последствия этого, в особенности подозрительное отношение к реформам православия, ощущаются и в XXI в.

Кроме того, конфискация показала, что «религиозные культы», как выражались большевики, отныне будут находиться в СССР в положении отверженных. С этих пор религиозные организации, в особенности православная церковь, рассматривались советскими чиновниками как нечто запрещенное. Из них выжимали деньги (например, в виде местного налога) и закрыли им доступ к государственным средствам на ремонт зданий, хотя по закону они имели на это право. Религиозные организации были окружены атмосферой подозрительности, их приверженцев в лучшем случае высмеивали, выставляя невеждами, в худшем – объявляли врагами общества. Весной и летом 1922 г. прошел ряд показательных процессов, результаты которых были ясны заранее из обличительных речей прокурора. Они закончились казнями представителей духовенства и прихожан, которых обвинили в сопротивлении конфискации. Среди них был митрополит Петроградский Вениамин, обвиненный вместе с другими по статье 62 Уголовного кодекса 1922 г. в контрреволюционной деятельности. Как обсуждения в суде, так и отчеты прессы делали упор на исходящую от связанных с бывшим режимом церковных лидеров политическую угрозу.

85