Вечером 24 октября казалось, что на следующий день на съезде Советов будет сформировано однородное социалистическое правительство. Пока Ленин добирался до Смольного, Каменев метался по зданию, пытаясь заручиться поддержкой других социалистических партий, чтобы была принята резолюция, которая призвала бы съезд сформировать правительство Советов. Эсеры и меньшевики, чьи делегаты заседали до поздней ночи, склонялись в пользу этого плана. До появления на сцене Ленина лидеры большевиков планировали ждать съезда Советов, при этом вооружая на улицах своих сторонников с тем, чтобы защитить проведение съезда, например в случае, если контрреволюционные силы попытались бы закрыть его. Троцкий, в отсутствие Ленина взявший на себя роль лидера партии, неоднократно обращал внимание на важность дисциплины и терпения. Утром 24-го, когда Керенский приказал закрыть две большевистские газеты, Троцкий отказался поддаться на эту «провокацию»: следует подготовить к действию Военно-революционный комитет, захватить стратегические объекты в городе, что станет защитной мерой против дальнейших «контрреволюционных» угроз. Но в тот же день он на встрече делегатов-большевиков настаивал: «Было бы ошибкой командировать хотя бы те же броневики, которые "охраняют" Зимний дворец, для ареста правительства… Это оборона, товарищи, это оборона!» А вечером Троцкий заявил в Петроградском совете – и у него были веские основания так думать, – что «вооруженный конфликт сегодня или завтра не входит в наши планы – у порога Всероссийского съезда Советов».
Уже с июля восстание не входило в ближайшие планы большевиков на ближайшее будущее. Выступление 3–4 июля имело для партии катастрофические последствия: сотни ее членов арестовали, а Ленин был вынужден прятаться в Финляндии, чтобы не попасть под суд за государственную измену.
Однако он был не согласен с товарищами. С его точки зрения, эти репрессии показывали, что Временное правительство захвачено «военной диктатурой», началась гражданская война, и это значит, что партия должна взять власть путем вооруженного восстания или погибнуть. «Всякие надежды на мирное развитие русской революции исчезли окончательно», – писал он 8–10 июля. Когда после корниловского мятежа меньшевики и эсеры сдвинулись влево, Ленин готов был рассмотреть компромисс с ними. Однако он не отказался от своей основной цели установления большевистский диктатуры. Первого сентября он писал в статье «Компромиссы» о том, что партия большевиков борется за доминирование. «Полевение» Советов и тот факт, что большевики быстро становились в них главной силой, снова открыли возможность перейти к власти Советов с помощью мирной агитации, как предлагал до июльских событий Ленин. Перед открытием 14 сентября Всероссийского демократического совещания, когда нужно было решить вопрос о власти, Ленин поддержал инициативу Каменева попытаться убедить меньшевиков и эсеров разорвать альянс с кадетами и присоединиться к большевикам в социалистическом советском правительстве. Согласись на это меньшевики и эсеры, большевики отказались бы от идеи вооруженного восстания и соревновались бы за власть в самом советском движении. Однако намерения Ленина не оставляли сомнений: если лидеры Советов откажутся, партия должна готовиться захватить власть. На Демократическом совещании разрушить коалицию меньшевиков, эсеров и кадетов не удалось, и 24 сентября Керенский представил новый кабинет, который мало отличался от предыдущего, работавшего в июле и августе: у социалистов было техническое большинство, но несколько ключевых постов заняли кадеты. Надежды Каменева на социалистическую коалицию не оправдались, и Ленин вернулся к кампании за немедленное восстание. Он говорил о нем уже в двух своих письмах, написанных из Финляндии Центральному комитету накануне Демократического совещания. «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки», – доказывал Ленин. Могут – потому что партия уже завоевала большинство в Московском и Петроградском советах, и этого достаточно, чтобы поднять людей на гражданскую войну, если партия, находясь у власти, предложит мир и отдаст землю крестьянам. Должны – потому что, если ждать Учредительного собрания, «Керенский и компания» примут предупредительные меры, либо сорвав его созыв, либо сдав Петроград немцам. Напомнив товарищам афоризм Маркса «восстание есть искусство», Ленин заключал, что было бы наивно ждать «формального большинства» для большевиков: «никакая революция этого не ждет». История не простит их, если они не возьмут власть сейчас.
Эти два письма дошли до Центрального комитета 15 сентября. Для остальных большевистских лидеров они были по меньшей мере очень неудобны, поскольку только что началось Демократическое совещание и они все еще поддерживали примирительную тактику Каменева. Из боязни, что письма попадут в руки рядовых коммунистов и спровоцируют восстание, было решено уничтожить все их копии, кроме одной. Центральный комитет продолжал игнорировать советы Ленина; вместо писем напечатали его более раннюю статью, в которой он поддержал линию Каменева. Ленин был вне себя от гнева. Боясь вернуться в город, где Керенский приказал арестовать его на Демократическом совещании, он, чтобы быть ближе к столице, переехал из Финляндии в находящийся в 120 км от Петрограда курортный город Выборг. Оттуда он засыпа́л Центральный комитет и низовые партийные организации нетерпеливыми письмами, полными воинственных и грубых фраз, которые были жирно подчеркнуты. Он призывал начать вооруженное восстание немедленно. Ленин осуждал «парламентскую тактику» большевистских лидеров и положительно смотрел на перспективу гражданской войны, которой другие большевики старались избежать, ошибочно полагая, что, как парижские коммунары, проиграют. Напротив, настаивал Ленин, антибольшевистских сил будет не больше, чем стояло за Корниловым, так что большевики непременно победят.